Класс в психологии — анальный

1

У Алексиса Хейли были светлые волосы, проникающие голубые глаза и увлекательные губы, которые всегда, казалось, хмурились. Она была аспирантом в Государственном университете Приапис, где я заканчивала бакалавра по психологии. Я встретил ее два года назад, когда я впервые переключил свой майор с английского на психологический. Она проигнорировала меня, что не удивительно. У меня была склонность к смешению, и она была горячим, заносчивым старшим, который собирался с отличием окончить.

Два года спустя, не только Алексис Хейли все еще горячий и заносчивый, у нее теперь была власть. Да, я ненавидел признаться, но я был безнадежно превзойден.

Мисс Хейли, как она и требовала, чтобы мы ее называли, регулярно проводила лабораторные работы для доктора Октавиана Бенниса, диктатора поведенческого психолога. Врач отсутствовал на неделю с гриппом, и поэтому мисс Хейли теперь также освещала его старшие классы. Это было смешанное благословение.

Это был жаркий сентябрьский день в Берридже, штат Огайо, и все, что можно было сделать, чтобы открыть глаза, а тем более сосредоточиться на периодизации социальной эволюции в сельских кубинских, гаитянских и доминиканских популяциях. Видимо, не подозревая о нашем интеллектуальном и физическом дискомфорте, Хейли продолжал читать лекции без пощады.

Возможно, это была жара, возможно, предмет. Возможно, это был факт, что если все пойдет хорошо, я бы закончил через месяц и имел серьезный случай соматита. Несмотря на это, в какой-то момент я понял, что полностью настроил то, что должен был учиться, и в основном просто смотрел на моего учителя. Она стояла перед классной комнатой в короткой темной юбке и белой блузке с открытыми верхними кнопками, обнажая нежные алебастровые изгибы ее грудей. Ее медовые светлые волосы искусно искрились в булочке с двумя миниатюрными черными самурайскими мечами.

Пот блестел на ее шее, и я смотрел, восторгался, когда жидкая линия побежала и исчезла под ее рубашкой.

Черт, чувак, подумал я. Тебе нужно овладеть собой. Я покачал головой, пытаясь очистить огонь от моего мозга. Мне нужен был A в этом классе, чтобы поддерживать мой GPA в очереди. Разделение Хейли не помогло мне сосредоточиться. Хорошо, я мог бы это сделать. Просто приходилось слушать. О чем говорил этот класс?

«Эволюционный вызов, — говорила она, — для любой группы третьего мира не больше, чем любой другой, независимо от социально-экономического статуса. Все развивающиеся страны одинаково борются».

Рука в спину поднялась. Темноволосый парень по имени Карлос не согласился, сославшись на пример некоторых конголезских жителей, сражающихся, чтобы остаться в живых в разгар жестокой войны. Разумеется, утверждал он, туземцы, живущие в джунглях в Бразилии, не будут так сильно бороться.

«Казалось бы, на поверхности, — ответил Хейли. «Мужчины с мачете, избивающие руки и ноги случайно, чтобы доказать свое господство, ужасны, независимо от вашего фона».

Карлос кивнул в знак согласия.

«Кроме того, — продолжала она, — Амазонка — одно из самых смертоносных мест в мире. Сравнивая яблоки с яблоками-убийцами, в Конго есть только, возможно, десять тысяч человек в любое время, сражаясь, чтобы убивать или калечить своих предполагаемых врагов У Амазонки есть более миллиона разновидностей смертоносных растений, животных и насекомых, которые находятся в состоянии войны, для их собственного выживания. Одна статистика, которую я слышал, говорит, что средний европейский без гида в Амазонке длится всего одиннадцать дней до их смерти. не включая коренные племена, многие из которых являются воинственными. Возможно, это ужасно, если ваша рука отрубится у запястья, но насколько хуже было бы видеть, что сосед вашего соседства в тушеном горшке служил основным курсом ?»
Класс засмеялся, и Карлос нахмурился и замолчал. Умная улыбка коснулась губ мисс Хейли. Затем он исчез. Она смотрела на меня и как-то …

«… я могу не согласиться?» Я слышал, как я говорил.

Чего ждать? Что, черт возьми, я делаю? Видимо, я спорил с ней? Я не планировал говорить, но флеш на щеках мисс Хейли с жаром был, по-видимому, короткой замыкающей мою естественную застенчивость.

«Ах, мистер Холл, — сказал Хейли, запирая свои синие глаза на моем и уверенно улыбаясь. «Так мило с тобой присоединиться к нам».

Я обычно не добавлял много к групповым обсуждениям, из-за моего естественного желания слиться с моим окружением. Социальный камуфляж мой папа назвал это. Я назвал его страх выглядеть глупо. Класс повернулся, смутно удивленный, к следующей жертве мисс Хейли.

«Так с чем вы не согласны?» Ее голос был ясен с запиской о вызове.

Мой живот сделал небольшой щелчок.

«Ну, эм,» сказал я. «Э-э …»

Я не знал, как правильно это сформулировать, поэтому я просто решил сидеть и звучать неловко. Это не похоже на то, что я еще не посмотрел.

«Э-э?» она спросила. Она не была впечатлена. Не были и мои сокурсники.

Думайте мозг! Я сказал. Независимо от вашей проблемы, пожалуйста, вытащите ее из своей системы, а затем заткнись!

Мой мозг не реагировал так, как предполагалось.

Не за что.

Я планировал сказать «Моя ошибка. Пожалуйста, продолжайте». Вместо этого вышло: «А как насчет секса?»

Класс был шокирован.

Послышались тихие шепоты, грохот голосов, а кто-то в спине закричал «Черт возьми!» Число студентов взломало.

«Хорошо, успокойся», сказал Хейли, закатывая глаза. «Я знаю, что вы все студенты-психологии, поэтому этот предмет для вас особенный, но давайте попробуем сохранить его в штанах на данный момент».

Она вышла из доски и подошла к столу. Я заметил ее гладкие ноги, когда они исчезли под мягким черным хлопком ее юбки. Она посмотрела прямо на меня, и мое сердце вошло в мое горло.

«Так как насчет секса, мистер Холл? Пожалуйста, не ошибайтесь, это, безусловно, жизненно важный предмет. Я просто не понимаю, как это относится к сравнительной социальной эволюции».

Она слегка нахмурилась, края ее губ уменьшились на несколько больше, чем обычно. Я не мог сказать, почему, точно, но движение заставило тепло метаться к центру моего тела.

Класс теперь был совершенно спокойным, не желая пропустить ни одного слога этого tête-à-tête.

«Люди, которые занимаются сексом меньше, хм, то есть, я колебался, пытаясь выяснить, куда, черт возьми, я иду. Хейли нетерпеливо постучал по ухоженному розовому ногтю на стол. Я терпел неудачу. Пойдемте, я умоляю. Пожалуйста, просто прекратите говорить.

Видимо, я не мог остановиться.

«Виды, э-э … Я имею в виду группы людей, таких как женщины Лесбоса или племена викингов, в частности скандинавские кланы, которые были предками современных голландцев …»

Я чувствовал, как мои ладони вспотели в моих руках. Я сжал их в кулаки, но теперь слова стали немного легче. В прошлом году я изучил эту тему для проекта в человеческой сексуальности. Пока я помню, о чём я говорил.
«Гм …» Я пошутил за слова. «Ну, есть серия исторических народов, которые смогли, так сказать, победить эволюционные шансы, собравшись вместе на сексуальном уровне … … …»

Да, подумал я отчаянно. Продолжать. Не теряйте его.

«… то есть, — продолжал я, — я имею в виду, вместо того, чтобы сражаться, они были, вы знаете …»

«Fucking?» Хейли закончил.

Слово, так небрежно с ее губ, заставило меня напрячься в штанах.

Класс взревел. Хейли усмехнулся и прямо перед тем, как она повернулась к белой доске, я мог поклясться, что увидел, что она подмигивает мне, но это случилось так быстро, что я не мог быть уверен.

Без разницы. Просто продолжай, я сказал себе. Просто не теряй его.

«Верно», сказал я, мое сердце все еще колотилось. «Я имею в виду, например, Брауна и его партнера, изучающего племена пустынь и как они сражались меньше, потому что они были слишком заняты тем, что делали другие вещи».

Класс гудел тихо. Хейли, теперь вернувшийся на доску, потянул вертикальную линию, а затем в нижней части линии нарисовал горизонтальную линию. Она написала слова «Сексуальные репрессии» по вертикали, а затем «Насильственная культура» по горизонтали. Она нарисовала диагональную линию между ними.

«Почти во всех случаях, — сказал Хейли, — существует прямая взаимная передача сексуальных репрессий и насилия. Мистер Холл сделал интересный и потенциально важный момент. Только за последние два года было несколько новых исследований, семилетний глава исследования Сахары Брауна и Литтенгера среди них, которые предполагают, что можно будет увеличить творческий результат цивилизации, если он сможет направить желание человека уничтожить его желание размножаться ».

Зазвонил звонок. Я вздрогнул. Студенты ныряли за своими книжными сундуками и рюкзаками. Было уже 14:50. Класс закончился.

«Хорошо, больше не учимся на сегодня», вздохнул Хейли. «На вашем пути обязательно заберите материал для теста в четверг, в том числе все три раздаточных материала из Спенсера. О, и доктор Октавиан хочет убедиться, что вы помните, что тест также будет охватывать анализ Бринкинса Porcupine Machine, как фильма, так и автобиография «.

Студенты подавали к двери, и я последовал за ними. Мне нужно было выбраться из комнаты и выпить свежий воздух. Мне нужно было выяснить, что, черт возьми, только что произошло. Я оказался рядом с Рейчел Линскомб и Дариком Саммерсом, и я был почти свободен, когда услышал за мной мягкий голос.

«Мистер Холл, я мог бы на минутку».

Крэп, подумал я. Это не вопрос. Я обернулся и обнаружил, что мои руки потеют. Последние трое студентов проехали мимо меня, а затем комната была пуста, кроме инструктора и меня.

Она наклонилась и взяла коричневую сумку для ноутбука. Как и она, материал на ее темной мини-юбке растянулся, натянувшись на хорошо одетую задницу, и я не мог остановить себя от усталости. Она встала, и я вдруг очень заинтересовался потолком.

«Мистер Холл».

«Да?» Я ответил, стараясь не казаться виновным.

Хейли уставилась на меня, ее хмурило, слегка поглаживая мягкие губы. Я попытался держать ее глаза, синие и полные чего-то, что я не мог понять. Естественная сила, как гроза. Она моргнула, а затем прошла мимо меня и в коридор.
Я последовал за ним. Я обнаружил, что уставился на то, как ее четырехдюймовые каблуки, казалось, преувеличивали движение ее бедер, плавно переходя сначала в одну сторону, а затем назад, ее задницу гипнотично в ритме. Я заметил, что некоторые женщины кажутся неудобными на каблуках, как будто они никогда не могли сравниться с маленьким стилетто. Алексис Хейли выглядела так, будто она бежала в каблуках на несколько миль каждый день после урока.

Прошло несколько секунд, прежде чем она заметила, что я отстала. Она обернулась и поймала меня открыто. Я был вознагражден неодобрительным взглядом.

«Хорошо? Ты идешь или нет?» она сказала.

«Честно?» Я сказал, и, прежде чем я смог остановить себя, какой-то внутренний, уверенный в себе ублюдок сказал: «Прошу прощения, мисс Алек, но я должен признать, что я наслаждался этим взглядом».

Мой заочный профессор психологии застыл. Кровь в моем сердце сошла на лед. Я зашел слишком далеко. Я не знал, почему я это сказал. Это была ужасная идея.

Я собирался извиниться, когда она сделала три шага назад ко мне, а затем продолжала идти, останавливаясь всего на несколько дюймов от моего лица. Мы были так близко, что чувствовали тепло от ее тела. Она пахла как свежие персики и что-то еще, что я не мог разместить. Что-то темнее. Я чувствовал, как в моих запястьях стучит кровь. Капля пота собралась у ее храма и скользнула по ее щеке.

Ее красивые голубые глаза сузились.

«Мистер Холл, — сказала она низким голосом, — я полагаю, вы осведомлены о руководящих принципах сексуального домогательства в Университете Приапис?»

Ее грудь двигалась, когда она дышала, и ее грудь поднималась и падала. Я сглотнул.

«Хм, — сказал я. «Э-э …»

Она была так близко, что у меня были проблемы с концентрацией на чем угодно, кроме ее губ. Они сладко свернули вниз на концах. Это объясняет загадку того, почему она всегда выглядела так, как будто нахмурилась.

«Иди вперёд», сказала она нетерпеливо. «Выпей это».

Мой желудок перевернулся.

«Вы …» Я заикался, «вы имеете в виду неадекватные комментарии, например. Например, почему вы не должны смотреть, я имею в виду, что сексуальные вещи участвуют со студентом … или …»

«Или учитель, — закончил Хейли.

«Даже если они этого заслуживают», — сказал я и тут же закусил губу. По-видимому, у меня было тайное внутреннее желание быть исключенным из колледжа и ада, возможно, быстрая поездка в тюрьму, пока я был на ней. Что-то было в этой женщине, которая перенаправляла все мои схемы.

Ее глаза расширились в течение секунды и у меня было ужасное желание бежать по коридору. Но я был заморожен. Парализованный.

Мы оба замолчали. Странная комбинация ужаса и неповиновения бросилась надо мной. Она открыла рот, словно хотела что-то сказать, а затем закрыла. Ее горящие глаза никогда не покидали меня. Наконец, она замолчала. Ее голос был деловой и жесткой.

«Мистер Холл, я поднимаюсь наверх в лаундж учителя, — сказала она, — где мне предстоит большая работа. Я уверен, что у вас есть схожие насущные потребности».

Она сделала шаг назад, ее грудь поднялась и упала несколько раз, как будто она глубоко дышала. Она повернулась и направилась к классным комнатам наверху, а затем остановилась.
«Я бы посоветовал дополнительное время, — сказала она через плечо, — на Балински в четверг. Это сложно на поверхности … но как только вы внутри …»

У ее лица было странное, бурное выражение, которого я никогда раньше не видел и не мог прочитать. Затем она исчезла по ступенькам, и хрипловатый звук ее пятки на дереве исчез, когда она ушла.

Черт, подумал я, все еще смотрела вслед за ней. Мое сердце билось, и я чувствовал себя дезориентированным. Сколько было времени? Где был я?

«Сосредоточься», — сказал я себе. Вам нужно собрать свое дерьмо. Вам просто удалось сексуально преследовать своего, по общему признанию, супер-горячего профессора, возможно, три раза в течение нескольких минут. Это должно было остановиться. Мне пришлось убраться отсюда, прежде чем …

Когда вы находитесь внутри

До чего?

Я покачал головой. Это не имело смысла.

Как бы то ни было, я сказал себе. Неважно, насколько это было логично. Правда в том, что у меня были дела. Много вещей. Важные вещи. У меня хватало статистических документов, которые я задолжал доктору Оуэну, когда я болел две недели назад. У меня все еще была французская газета, которая должна была состояться вчера (Je jure, je suis en retard pour ma propre naissance). Я должен был координировать исследовательскую группу для нашей французской презентации. Моя мама оставила три сообщения на моем телефоне об оформлении гостиничных мероприятий для моей семьи на восточном побережье. Я должен был «размахивать» офисом финансовой помощи и видеть Корки Нельсона. Эндрю встречал меня для тренировки в пять …

Это сложно на поверхности … но как только вы внутри …

Я не помню, как поднялся по лестнице на второй этаж Grast Hall. Я также не помню, как я шел по северному коридору, мимо водяного охладителя и массивной карты Африки за пределами отдела этнических исследований или оставил до конца зала. Но каким-то образом я путешествовал по всему эталону в виде безумного тумана и теперь стоял, глядя в дверь, которая говорила «Психология и обществоведение» черными буквами на барбекю.

2

Дверь распахнулась, но едва.

Я должен был просто открыть дверь и войти. Или, по крайней мере, я должен был постучать в дверь. Я этого не сделал. Вместо этого я обнаружил, что украдкой заглянул в открытую трещину в лаундж профессора психологии.

Я мог видеть только левую сторону комнаты и две служебные двери. Одна из дверей была закрыта, и свет погас. Другая дверь была слегка открыта, и я увидел слабое движение. Затем я понял, что вижу отражение вентилятора. Большой, старомодный поклонник психического факультета громко дул в комнату, колебаясь взад-вперед. Я ничего не слышал.

Мне казалось, что меня здесь не должно быть. Почему я заглянул в дверь учителя? Я оглянулся по коридору, но здание казалось пустым. В настоящее время на главной территории поля Довера проходит школьный пикник, который может объяснить, где были некоторые ученики и преподаватели. Плюс было жарко. Я потянулся и почувствовал, как мой воротник прилипли к моей шее. Было очень жарко.

Здесь уже на второй этаж была еще более агрессивная температура. Grast Hall был самым старым в Университете Приапис и недавно был модернизирован современным кондиционером. По-видимому, AC еще не был полностью установлен. Неудивительно, что сегодня этот день был опустошен.
Все еще…

Волосы на затылке поднялись. В этом лаундже были несколько профессоров-психиатров с офисами. Если кто-то поймал меня, как я собираюсь посмотреть, как выглядят едва открытые двери?

Это заставило меня смеяться. Нет, что бы я ни делал, я собирался сделать это открыто. Да, я сказал, что сказал себе. Абсолютно. Но что, черт возьми, я делаю в первую очередь?

Мой мозг скомпрометировал меня, помогая мне встать прямо, но вместо того, чтобы постучать в дверь, я осторожно толкнул его и вошел внутрь.

Комната была прямоугольной с просторным внутренним четырехъярусным кожаным диваном, окруженным с трех сторон офисами. На площади кушеток огромный черный мраморный стол лежал низко и впечатляюще. Инкрустированные на мраморе были слова Inviglio En Partis Illimino En Fuego. Большая часть таблицы была покрыта учебниками, клиническими журналами и несколькими цветочными ящиками клейнекса. Я не мог видеть все слова, но я знаю, что они были там; Я перевел их в первый раз, когда я посетил эту комнату почти четыре года назад. Тайный огонь, который освещает ум.

Солнце стекало по окнам западных офисов, бронзовый свет, сверкающий с стальных ручек картонных шкафов и открытых поверхностей из полированного мрамора. В комнате потребовалось всего секунду, чтобы понять, что температура подскочила еще на десять градусов. Я чувствовал, как моя рубашка прилипает к моей груди.

Низкий звук прорезал скул вентилятора, а затем он исчез. Он едва зарегистрировался, но в этот момент я был настолько набит ключом, что я все равно прыгнул. Моя первая мысль заключалась в том, что это было животное, но это не имело никакого смысла. Было ли возможно, что воздух был настолько горячим, что я галлюцинировал?

Я осмотрел комнату, пытаясь найти источник. Немного открытая дверь была на восточной стороне гостиной, комната за ней скрыта в тени. Я снова услышал звук, немного громче на этот раз. Я снова почувствовала, что нервничаю. Я должен был уйти, подумал я. Определенно.

Вместо этого я тихо двинулся к открытой двери, пока не оказался достаточно близко, чтобы увидеть пространство в самом офисе. Мое сердце стучало в мою грудь. Я вытянул шею, чтобы посмотреть в затемненную комнату. Мне потребовались несколько мучительных секунд, чтобы приспособиться к свету.

То, что я увидел, потрясло всю мою вселенную.

Алексис Хейли откинулась на спинку стула, одна нога на земле, другая нога согнута, пятка прочно упиралась в край стола. Ее юбка была сгруппирована и под ней, две тонкие белые трусики были отброшены, забыты на земле. Ее белая блузка была расстегнута на полпути, а бюстгальтер из кружева был сдвинут вниз, обнажив славную грудь. Розовые ногти ущипнули и размяли маленький крепкий сосок. Другая ее рука погрузилась глубоко в ее центр. С того места, где я стоял, ее длинная белая нога препятствовала моему взгляду на проникновение, но я мог наблюдать, как мышцы в ее руке затягиваются и крутятся. Ее бедра скручивались в крошечных кругах. Ее рот был открыт, и я снова услышал низкий звук, на этот раз все громче. Ее глаза были зажаты. Малюсенькая тень мазарной маскировала ее глаза. Одна темная речушка черного цвета начала бежать по ее щеке. Она вздрогнула и зацепилась, а мышцы ее ноги сжались и снова выпустели и снова сжались.
Ебена мать.

Я пытался обработать то, что я видел, но мой ум полностью упустил меня. С другой стороны, мой член, болезненно пульсировал в моих штанах.

«Ох, ха-ха, — простонал Хейли, скручивая сосок. Затем, явно не удовлетворившись только одной грудью, она резко вытащила кружево своего бюстгальтера из другого соска и начала скручивать этот, вечерний счет.

Ее бедра все еще волнились, размахивая небольшим контролируемым вращением. Ее рука исчезла в пространстве между ее дрожащими ногами.